Гомункулус зуммингера рецепт парацельса

ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 272 305
КНИГИ 638 198
СЕРИИ 24 182
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 600 358

Нашим учителям посвящается.

«Человеческие существа могут появляться на свет без естественных родителей. Они могут вырасти, не будучи выношенными и рожденными женским организмом, а лишь посредством мастерства искусного алхимика. Создание гомункулов до сего дня хранилось в глубоком секрете, и философы древности подвергали сомнению возможность этого. Однако подобные вещи могут быть осуществлены посредством алхимического искусства»

Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм

По мнению средневековых алхимиков, гомункулус содержится в любом мужском сперматозоиде. Принято считать, что именно Парацельс создал точный рецепт создания человеческого существа вне женского организма, хотя некоторые утверждают, что еще за три века до Парацельса первый создатель Гомункула – Арнальдус де Вилланове (XIII век).

Нам с вами повезло, ведь подробный рецепт, описанный Парацельсом в его нескольких научных работах, легко найти и прочесть в интернете а затем, добыв сотню другую основных ингредиентов, без проволочек, запустить производство этих замечательных существ!

Но удивительное дело, наша история, смогла сохранить всего лишь жалкое подобие истинных рецептов. По многим причинам, далеко не всем удается вписать свое имя в века. Большинство умельцев – колдунов и магов, канули в вечность вместе со своими открытиями. У них не было возможности в открытую заявить о себе, и в буквальном смысле «впечатать» свой след в память человечества, не смотря на свои еще более выдающиеся опыты или выводы. Наряду с печатной алхимией, существующей тысячелетия, когда каждая деталь многократно редактировалась и переделывалась, согласно существующим порядкам и правилам, сохранились первоисточники некоторых событий и магических опытов. На этих страницах можно найти некоторые из них. Их кажущаяся странность – результат преломления нашего сознания под воздействием правил, табу и запретов.

Почему-то часто считают, что гомункулы, это всегда маленькие и беспомощные существа. Следуя рецепту Парацельса, можно вырастить гомункула, максимум до тридцати сантиметров, а вот колдуны из рода Зуммингеров в самые короткие сроки выращивали их до привычных взрослых человеческих форм. Их создания могли очень долго жить среди людей. Здесь все зависело от той программы, которая была заложена в основу работы во время создания существ. Так же было выяснено, что вместо так называемой «смерти», гомункулы могли пополнять ряды эльфов, гномов, домовых или возвращаться в тот демонический ряд, откуда была вызвана их суть.

И все же, самым сильным фактором во всей этой колдовской и демонической круговерти оказалась Судьба. Мягко, незаметно и весело, словно игривый котенок, она оказывается рядом в самый неподходящий момент и пугает всех веселым озорным смехом! Вот тогда то и приходиться задуматься над вечной борьбой человека самим с собой. Человеку никогда не сравняться с Ней и до сих пор, творения мастеров магии несовершенны, а человеческая воля – сомнительные усилия и пустая трата сил. Лишь тот, кто сумеет разглядеть на земле эфемерные указания Судьбы, будет по-настоящему счастлив.

В одном из тайных подземелий древнего замка удалось найти материалы, которые легли в основу этой странной истории.

Из темноты ночи, словно страж показался силуэт древнего замка. Это было очень давно, и поэтому, тишина была пока что единственной и неповторимой мелодией тех мест, на которую вдохновение художника могло нанести любые узоры и мелодии, согласно стремлению его беспокойной души.

Внезапно раздался звук поднимающейся решетки замка, и группа всадников проскакала в сторону далекого леса. Застоявшиеся лошади еле сдерживали себя от нетерпения вдохнуть запах свежего луга, почувствовать, как в гривах трепещет утренний рассвет. Вскоре всадники скрылись из виду, и снова все замерло.

В притихшей глади озер медленно тонули последние звезды летней ночи, а листья на молодых тополях приготовились расправить плечики, чтобы забыться в танце с теплым летним ветерком.

Как только небо заволокло розовым туманом, Эллина вышла на балкон. Ей было не по себе. Грудь сжимала неведомая тоска. Казалось, для этого не было никаких причин. Посудите сами, она давно замужем, и все еще питала к своему супругу нежные чувства, да и он был к ней неравнодушен. И все же что-то было не так, как ей хотелось. Особенно сегодня, когда он уехал с приближенными на охоту, не поцеловав ее спящую, такую сладкую и замечательную. Не поцеловал, сокрушалась Эллина, и досада жгла ее вечно молодое нетерпеливое сердце. Она смотрела, как таяли последние огоньки звезд и с каждой потухшей звездой, высыхали последние капли надежды. Быть такой молодой и не получать того, чего хотелось от любимого было невыносимо.

Она позвала Канти, свою взрослую приемную дочь. Это прелестное создание обладало чудесным голосом, и помогала Эллине справляться с периодами неважного самочувствия.

– Я здесь, Элли, – ответила она.

– Спой мне, Канти, пожалуйста, – Эллина прикоснулась к ее подбородку, подняла ее голову своими нежными руками и заглянула в ее яркие глаза, – спой мне, милая, да так, чтобы сердце мое больше не рвалось в груди, а вылетело на свободу, мне так тяжело, спой, Канти!

– Да, Элли, все, что только захотите, – ответила Канти, села рядом на балконе у ног Эллины и начала петь.

Ах, что это была за песня! Поля и леса в округе никогда не слыша шум моря, голосов диковинных птиц и горячего солнца, притихли от первых звуков ее голоса. Вся природа замирала всякий раз, когда Канти пела свои песни.

Канти пела, а Эллина сладко плакала, глядя, как из-за далекого леса выплывал золотой край огненного Солнца.

Печаль Эллины растворялась в нежных звуках голоса Канти и сквозь соленую пелену слез наблюдала, как на берегу широкой реки купаются смуглые дети, дымятся костры, возвышаются необычной формы храмы далекой страны. Она закрыла глаза и представила, как заходит в один из этих неведомых храмов. От жизненных рисунков на их стенах разгонялось сердце, щеки краснели, и хотелось принять все изгибы этих барельефов, но для полного исполнения этих захватывающих сюжетов необходим был еще кто-то. Она чувствовала, насколько ее муж был груб и нетерпелив, и именно от такого отношения последнее время с ней творилось неладное. Ей было обидно за свою проходящую молодость, в которой могло быть намного больше радости и смысла.

Царящая вокруг жестокость шестнадцатого века, должна была приучить ее еще с самого раннего детства не замечать этой вечной неудовлетворенности, но она не смогла смириться с этим, ни смотря, ни на что. С Эллиной все чаще случались приступы меланхолии, которые продолжались по нескольку дней. В эти моменты князь почему-то всегда оказывался в отъездах, и эти невероятные совпадения все больше разрушали их отношения.

Князю сложно было управляться с большим хозяйством, где-нибудь, да не успеешь. Стоит ли его в чем-то винить, если он и сам понимал, насколько тяжело быть несовершенным?

А в это время, по разбитой дороге в направлении города, катила повозка. Возничий, загорелый молодой человек с острым и цепким взглядом, не суетился и не гнал лошадей. Он думал о чем-то своем, забыв про дорогу и, наверное, вообще обо всем на свете. По всей видимости, путешественникам некуда было спешить. Два гнедых спокойно тянули лямки и по пути досматривали ночные сны. В повозке сидел мужчина. Он дремал. Чуть полное лицо, редкие волосы, округлый подбородок, роста, для тех времен, ниже среднего – все это выдавало в нем человека умственного труда. Его багаж состоял в основном из книг, тетрадей, стеклянных банок и коробок. Судя по всему, это был врач или аптекарь.

Изредка он открывал глаза, чтобы осмотреть местность, а потом снова закрывал их до следующей колдобины на дороге.

Ладно, не будем обременять читателей лишними загадками и пояснениями, это действительно был врач. Он возвращался из путешествия, где смог добыть новые субстанции для своих магических опытов. Путешествуя по восточным странам, он сумел отыскать недостающие элементы для своих рецептов. Надо сказать, что в то время, быть врачом было не просто. Их действия скорее напоминали действия мага, а все лекарства приходилось составлять самому. Это было время великих экспериментов, которые проводились в тишине затененных кабинетов, за толстыми и тяжелыми засовами. Хотя, нет, все эти таинства зарождались в умах скитающихся по земле, экспериментаторов или попросту, алхимиков! Поэтому человека в повозке сложно было назвать просто врачом. Это был почти что творец! Его голова даже во сне создавала и переваривала новые идеи. Мысли, словно разноцветные, воздушные кирпичи, складывались то в одно, то в другое причудливое здание. Он пытался создать нечто такое, чего ранее, никто еще не мог сделать. Этот человек-легенда, не зря он совершил многолетнее путешествие. Наконец-таки в его багаже было все необходимое для очередного открытия. Великий алхимик лишь ждал знака свыше и вдохновения. Но сегодня, он явно не хотел заниматься расчетами. За несколько дней беспрерывной тряски и ночей, проведенных в придорожных домах, накопилась чудовищная усталость. Он вымотался, и вдохновение окончательно покинуло его. Вдалеке он увидел шпили замка и крепость. В этом городе надо отдохнуть, иначе я не смогу завершить свой план, – подумал Парацельс и крикнул погонщику, – эй, Зумм, держи поводья на город, будем там отдыхать. Проведем несколько дней, как люди, а не как бездомные собаки.

Источник

Гомункулус Зуммингера. Рецепт Парацельса

Нашим учителям посвящается.

Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм

– Я здесь, Элли, – ответила она.

– Да, Элли, все, что только захотите, – ответила Канти, села рядом на балконе у ног Эллины и начала петь.

Канти пела, а Эллина сладко плакала, глядя, как из-за далекого леса выплывал золотой край огненного Солнца.

– Хорошо, учитель, – усмехнулся погонщик Зумм, – мимо города не проедем, и тихо добавил, – слава Богу, давно пора передохнуть. – Зумм незаметно достал из кармана маленькую коробочку, поднес ее к уху, чуть послушал, улыбнулся и убрал коробочку обратно в карман. Ученик Парацельса, подстать своему учителю, был еще тот параисследователь! Хороший город, хороший город, – повторял он про себя, – знаю, хороший, теперь знаю, – повторял про себя Зумм, продолжая загадочно улыбаться.

Они въехали на пригорок, и перед ними предстал древний город во всем своем величии: крепость, валы, шпили колоколен и городских зданий, а вокруг дома мастеровых, служащих, далее крестьян.

Странная атмосфера царила в округе, будто в воздухе звенела неземная музыка, пахло далеким дымом ритуальных костров, в небе на фоне легких облаков вырисовывались силуэты причудливых храмов, а блеск больших озер окончательно переносили мысли наших путешественников в неизвестную причудливую страну.

Вот уже показались первые дворы, и путешественники сразу очнулись от наплывающих видений. На лужайках паслись козы, коровы. Повозка остановилась. Это пастухи гнали через дорогу стадо коров.

Парацельс отвлекся от своих мыслей, наблюдая за откормленными животными, слушая, как щелкают кнуты пастухов.

– Пошла! Пошла! – доносились до него крики.

– Во! – не выдержал и восхитился Зумминргер, – хорошее стадо! – а потом добавил,– на таких чудных лугах не мудрено так откормиться. Вон, аж лоснятся!

Путешественники некоторое время рассматривали грузных животных и ждали, когда можно будет двигаться дальше.

Наверняка здешние правители хорошо нам заплатят, – думал Зумм, – надо поселиться ближе к городской ратуше, в хорошем доме, потом с лихвой все окупится.

И вот повозка затряслась по городским булыжникам. В коробках зазвенело стекло, и Парацельс забеспокоился, – ну и мостовая, – возмутился он, – осторожно, Зумми, бутыли поколются!

Зумм нахмурился, придержал лошадей и подумал про себя, – кому нужны эти бутыли, самые главные бутыли – это наши головы! Надоедливый старик, сам не пойму, за что я его так люблю?

Ближе к центральной площади камни стали ровней, и тряска прекратилась. Они остановились на городской площади напротив гостевого дома. Зумм достал вещи и понес их за Парацельсом. По пути, он как бы невзначай проговорился работникам дома о своем хозяине – известном лекаре.

– Вы слышали о Парацельсе, самом знаменитом враче Европы? – шептал Зумм первому встретившемуся у входа. Зумм знал, что первый встречный самый любопытный и сразу побежит, рассказывать всем свежую новость.

– Да, да! – так же шепотом отвечал ему, очередной поверенный в эту тайну, боясь показаться необразованным неучем.

– Ну, так вот, – многозначительно продолжал Зумм, указывая взглядом на Парацельса, – это он и есть! К сожалению, он всего лишь на несколько дней задержится в вашем городе. Его ждет настоящая Европа, где у него огромная практика и сотни страждущих!

– Да, ну! – восторгались загипнотизированные слушатели и с благоговением всматривались в черты мировой знаменитости.

Теофраст после такой рекламы был встречен, как знатный господин. Он действительно был достоин такого приема. Где бы он ни останавливался, весть тут же разлеталась по городу, и к нему приходили посыльные с приглашениями. Он никому не отказывал в помощи, ни богатым, ни бедным. Глубоко верующий, он считал своим долгом помогать всем. Человек вдохновения, Парацельс следил за всеми знаками и явлениями вокруг себя. Он находился в гармонии с миром и равновесии с самим собой. Каждому своему пациенту, Теофраст давал особенный рецепт и никогда не повторялся в своих назначениях. Нет смысла пересказывать здесь то, что давно всем известно. Этот человек настолько известен, что любой пересказ, это пустая трата времени. На этих страницах не будет привычных трактовок, а только все новое, что нам удалось выяснить. Поэтому продолжим без надоедливых повторов исторических справок.

После вкусного завтрака, как и положено знаменитому доктору, он лежал в лучшей комнате на втором этаже гостиного дома и вдыхал запах чистых простыней. Окна комнаты выходили на солнечную сторону. Но было еще рано, и прозрачные лучи только-только готовились проникнуть к нашему волшебных дел мастеру. Теофраст засыпал и чувствовал, как словно маленький зеленый росток в пустынном поле, из-под земли, вновь прорастает вдохновение. Алхимик спал, а все его мысли набирались сил и крепли. Он даже во сне продолжал искать рецепт приготовления живого лекарства. Это было безумием, как и любое его начинание. Парацельс длительное время пытался создать искусственного человека. Эта идея пристала к нему несколько лет назад и с тех пор, он посвящал этой идее лучшие часы своего вдохновения. До сих пор, все образцы гомункулов, которых ему удавалось получить, оказывались непригодными для длительного использования. Со временем, у них портился характер, и он начинал пугать своего создателя, после чего, изобретатели были вынуждены прекращать очередной опыт. В конце концов, Парацельс решил подойти к этой задаче несколько иначе.

Как ни фантастично это выглядело со стороны, он все же был верен своей цели. В любом случае, все старания не остаются бессмысленными, – думал он, – если не хватит жизни, и кто-то другой продолжит путь к моей мечте, все равно, в любом случае, первопроходец станет основоположником великих открытий.

Теофраст спал, настраивал себя на победу. Крепкий сон расчищал путь от сомнений и слабости духа, возвращая способность мыслить и действовать.

Тем временем, Зуммингер – его ученик, еще сидел внизу и за очередным стаканчиком веселой и согревающей жидкости продолжал делать рекламу своему учителю. В данном случае, как он себе объяснял, алкоголь – это необходимая жертва для полноты успеха. Зум знал, что от количества пациентов Парацельса будет зависеть не только его собственная плата в ближайшие дни, но и его будущее.

Следующим утром за завтраком, Теофрасту вручили приглашение на обед к князю. Читать чужие письма не хорошо, но делать нечего, приходиться держать в курсе событий читателей. Именно это обстоятельство вынуждает заглянуть, через плечо Парацельса, что же там было написано? В нем было написано примерно следующее: Филиппу Ауреолу Теофрасту Бомбасту фон Гогенгейму – «Достопочтенный доктор, буду рад видеть Вас у себя сегодня вечером в замке, чтобы поприветствовать столь известного врача и алхимика духа и тела.

Подпись – князь Альберт».

Пока Парацельс читал за столом приглашение князя, его ученик Зуммингер сиял от радости. Парацельс оторвался от письма и внимательно посмотрел на Зумма, – что улыбаешься. Твоя работа? Радуешься, что, верно, все рассчитал? – Парацельс рассмеялся, – понимаю, понимаю, не волнуйся, проценты твои.

– Нет, нет учитель, – ответил Зумм, – у меня есть предчувствие, что ожидается очень интересная работа в связи с этим приглашением.

– Раз ты так считаешь, то пусть так и будет, – ответил Парацельс, потом отложил письмо, внимательно посмотрел на своего спутника и добавил, – ты замечательный ученик, Зуммингер. Мне нравится во всем твой творческий подход, твоя собранность и целеустремленность. Ты станешь замечательным алхимиком. Да, ты не много не такой, как я, но это меня и привлекает! Ты сможешь преуспеть там, где не суждено мне и это правильно! Ученики, это личности и имеют право совершенствоваться именно в тех областях, где сильна их собственная природа. Браво, Зуммингер, браво!

– Учитель, перехвалите, – засмущался Зумм, – или это очередное испытание? – Зумм насколько мог незаметно снова достал свою заветную коробочку и поднес ее к уху, а потом так же незаметно убрал ее снова.

– Ты проницательный человек, Зумм, – это было действительно испытанием. Вижу, ты кое-как справился, – усмехнулся учитель и продолжил завтрак, – а может, тебе помогает твой волшебный жук? – Парацельс подмигнул своему ученику. – Ладно, ладно, скажу, что не знаю твою тайну, не переживай.

Зумм сделал вид, что последние слова учителя совершенно его не тронули,– учитель, мне удалось в общих чертах выяснить проблему князя. Жук, какой жук? – Зумм удивленно посмотрел на учителя. Ему совсем не хотелось делиться своими тайнами даже с учителем. Ведь это с самого начала смахивало на явное сумасшествие даже в глазах Парацельса, поэтому Зумм всячески скрывал эту коробочку.

– В чем проблема, князя, Зумм? Или лично с ним она не связана?

– Да, учитель, проблема и в нем и не в нем, но поначалу он наверняка ее не осознает, как свою личную. Князь слишком занят, чтобы обращать взгляд внутрь себя, поэтому он способен искать неурядицы только снаружи, в окружающих его людях, но только не в себе самом.

– Князь, молод, Зумм, значит, проблема в его супруге, не так ли?

– Да, учитель именно так, – в этот момент Зумм перешел на шепот и пододвинулся

к учителю ближе. Зуммингер по опыту знал, что за такими письмами часто приглядывают, наблюдая за реакцией, и выслушивая комментарии адресатов. Это нормально для любого времени. Человеческое любопытство, желание знать все из первых источников – понятно и вряд ли это можно назвать человеческой слабостью. Да и что такое, человеческая слабость? Разве можно назвать слабостью порывы души или, простите, тела? Это как волна или ветер! Это сама жизнь, она освежает и придает еще больше сил.

Но вернемся к нашим постояльцам, – княгиня слишком чувственная женщина, – продолжал шептать Зум, – но она не в силах изменять своему мужу и от этого тяжело тоскует от недостатка внимания князя.

– Как тебе удалось все это узнать, Зумм, мы только вчера приехали, а ты владеешь такими секретами? Иногда люди имеют помощников в своем магическом арсенале, наверняка и у тебя есть такой? – учитель многозначительно подмигнул Зуммингеру.

– Учитель, ваше обучение человеческой природе, не прошло даром, – ответил Зумм, глядя в потолок, как будто ничего не понял, о чем ему втолковывал только что Парацельс, – никаких помощников, кроме жизненного опыта, который я получил от вас, учитель.

– Ты мне льстишь, Зумм, я не этому тебя учил, – Парацельс улыбнулся, сознавая, что Зум действительно в основном говорит искренне. И все-таки заставил меня улыбнуться, шельма, – подумал про себя Парацельс. – Это тоже искусство, говорить комплименты с душевной теплотой.

– Да, не этому, учитель, это лишь часть Вашей науки, самая маленькая часть. Это своеобразный клей между людьми, понятиями, это чудотворные сплавы астральных субстанций. Вы сами учили меня быть наблюдательным, не терять из вида мелочей, которыми могут себя выдать самые сокровенные чувства. Поэтому в искусстве врачевания мелочей не найдешь.

– Отлично, Зуммингер! Если дело пойдет и дальше так, то вскоре ты отпочкуешься от меня, как и все мои ученики. Я даже вижу сейчас именно ту область, где тебя ждет потрясающий успех! Такова участь учителей – готовить, отпускать, чтобы вновь готовить и снова отпускать своих учеников, словно выкормленных птенцов. Эти большие красивые белые птицы полетят дальше меня и это хорошо! – Парацельс вошел в роль, – учитель – это мост между прошлым и будущем, это необходимый переход в разрыве понятий времени. Ученики проходят по нему на другой край пропасти, идут дальше, чтобы когда-то самими стать, точно такими скрепляющими звеньями в сознании людей.

– Учитель, вы сами еще крепкая птица, не надо о себе говорить так печально. Вы сами парите и у Вас великое будущее, но мне не понятно, какая моя область исследований, и к чему именно у меня есть способность? – Зуммингер насторожился, ожидая приговора своего учителя. Зумм знал свои слабости. Именно слабости, ведь Парацельс придерживался особой точки зрения по поводу его склонностей.

– Что, Зумм, ждешь, что я буду укорять тебя за недостатки? – Парацельс рассмеялся, – ничего страшного в том, что некоторые из нас обожают прекрасную половину человечества, конечно, нет! Да, в этом вопросе ты вряд ли станешь следовать моим принципам, и, тем не менее, ты один из моих талантливейших учеников! Это обстоятельство тебя спасает, а так, я давно бы с тобой расстался. Да, есть такая область, где ты найдешь применение своим способностям, как алхимик. Ведь для того, чтобы раскрыть в себе что-то новое, надо обладать определенно направленной страстью. Именно она поведет человека, будет давать ему вдохновение и силы для открытий, а это для алхимика очень важно. Ты помнишь наши опыты с гомункулом? Помнишь, это эфемерное создание в колбе? Насколько оно нежное и невесомое!

Источник